Павел Гнилорыбов: «Очень часто бедный город — это хороший город»

Павел Гнилорыбов: «Очень часто бедный город — это хороший город»
IMG_4292.jpg
IMG_4294.jpg
IMG_4309.jpg
IMG_4297.jpg
IMG_4313.jpg
Фото: kirov-portal.ru
  Создатель проекта «Моспешком» о потенциале Кирова, важности локальной истории и любви к вятскому пиву.   Автор: Александра Коробейникова Сегодня в 18 часов в баре «Конструктор — Практик» начнётся первый в России фестиваль исторической урбанистики. Одним из его организаторов стал москвовед Павел Гнилорыбов. Именно его проект «Моспешком» вдохновил Антона Касанова и Станислава Суворова проводить неформальные прогулки-экскурсии по Кирову. Мы расспросили Павла Гнилорыбова о первых впечатлениях от Вятки, скрытых возможностях города и моде на краеведение.

О «Моспешком» и первых экскурсиях
Паш, расскажи, как ты увлёкся историей?
Родители начали покупать мне энциклопедии по истории древнего мира и меня это увлекло. Я понял, что хочу заниматься историей, после диалога с дядей — он довольно известный военный историк. Однажды, когда мне было семь лет, я гордо ему заявил: «А я знаю, кто был первым фараоном Египта». И он меня выбил из колеи простым вопросом: «А кто был вторым?». Я заплакал, потому что знаний не хватало. Это, можно сказать, меня подстегнуло. Потом я выиграл несколько всероссийских олимпиад по истории. Вопрос «Куда поступать?» после школы уже совершенно не стоял, потому что МГУ активно «шерстит» перспективных школьников. Хотя на самом деле МГУ — университет совсем не того уровня, каким был во времена Ключевского и Соловьёва. Но, тем не менее, форма поддерживается.

Проект «Моспешком» — это продолжение того увлечения?
Я понял, что мне надо чем-то зарабатывать на жизнь. Это было совершенно спонтанное решение. Название «Моспешком» я придумал в Одессе, сидя в тесном номере гостиницы с супругой. Мы перебирали все варианты, и в голову пришла мысль о «Моспешком». Он возник с проектом «Пешком по Вятке» с разницей в три месяца. К тому же Европа стала для людей дорога и в прямом, и в переносном смысле. Возникла масса горожан, которые уже побывали в Барселоне, Риме, Париже, Дублине, которые хотели гулять по своему собственному городу. Изначально это была забава для среднего класса, которая со временем демократизировалась и выдемократизировалась до того, что к нам с удовольствием ходят пенсионеры. Сами знаете, какая сейчас пенсия. Для них это возможность и ноги размять, и пообщаться со сверстниками, и что-то узнать о своём городе. Хотя поначалу этот был такой хипстерский проект, на экскурсии приходили друзья и друзья друзей. Но потом все стали приводить своих бабушек и дедушек. Кстати, и в Москве, и в Кирове преобладает женская аудитория. Но иногда женщины приводят мужей. Самое ценное — это когда ко мне подходит такой кондовый мужик — видно, что жена его прямо приволокла — и говорит: «Действительно, было круто». Думаю, с помощью таких проектов происходит новое большое открытие России. Мы развиваем не въездной туризм, а туризм для самих горожан. Моя цель — проводить экскурсии для москвичей. Хотя сам я не москвич, что некоторых людей поначалу возмущало.


А откуда ты родом?
Я из Ростовской области, донской казак и по папе, и по маме, и стараюсь поддерживать эту идентичность. Тут нет никакого национального автономизма. Просто мы у себя очень увлечены региональной историей, снимаем документальные фильмы, возрождаем казачьи игры, быт… Я не вхожу ни в одну из казачьих организаций. К понятию современного казачества, естественно, отношусь со скептицизмом. Поэтому вчера, когда мне травили байки о том, как вятские казаки накрыли какую-то кальянную с 16-летней школотой, — это было очень весело. У нас в отличие от многих других казачьих городов, которые были уничтожены, остались свои кладбища, свои места, и есть возможность примерно определить, где был земельный надел прадеда. Для меня история — это, скорее, пространственное понятие. Я вижу её на стыке слова и географии. У нас совершенно нет пространственного представления о городе и, собственно, стране. Нас пичкают датами военных побед, но при этом никто из выпускников истфака с ходу не покажет, где находится Наваринская бухта, река Сить, где жили тиверцы, угличи и так далее. То есть какие-то знаковые места, которые считаются смысловыми точками отечественной истории, они никак не представлены. Поэтому у меня есть огромный соблазн написать, может быть, свою собственную программу — 100 национальных мест России, которые должен посетить каждый школьник. Туда войдут и усадьбы, и города, и какие-то знаковые места.

Как думаешь, проекты типа «Моспешком» — это надолго? Или это такая временная мода?

Досуга людям сейчас не хватает. Подобные проекты можно делать в любых городах с населением свыше 300 тысяч. Но будущее — не за географическим, а за тематическим туризмом. Я пока сделал только треть запланированных маршрутов, и все они — тематические. Я не вожу обзорные экскурсии по Москве, я рассчитываю на долговременную связь со своими слушателями и расту вместе с ними. Эта деятельность неисчерпаема. У меня есть и карта лояльности, и спецвечеринки. Мы, например, ввели такой интересный формат — «Пьём за Москву». Мы перемещаемся по городу и заходим в заведения, которые за последние 40 лет почти не изменились, выпиваем там, но не больше стопки, и я рассказываю, что ещё есть поблизости. Ходим, например, в чебуречные, пирожковые, бутербродные… Для Москвы это большая редкость, у нас всё быстро меняется, и это не лучшим образом влияет на чувство города. Вообще, есть такое понятие как алкокраеведение. Один из краеведческих алкоритуалов, который в московской тусовке уже выработался, — это поездки на электричке Москва-Петушки. Люди выпивают и читают программное произведение Венедикта Ерофеева в строгом соответствии со станциями туда и обратно. Петушки, кстати, довольно крутой город. Географическое расширение — это ещё одна перспектива для экскурсионных проектов.

О Кирове и его туристическом потенциале
Паша, а Вятка вошла бы в твою программу 100 национальных мест России?
Если честно, я мало что знал о Вятке до сегодняшнего дня. Но, приехав сюда, разглядел, что потенциал у города на самом деле очень большой. Есть города, в которые ты приезжаешь и приходится выдумывать комплименты. Здесь этого не нужно, потому что потенциал раскрывается и виден сразу. Лет в шесть я прочитал довольно плохую советскую книжку «Мальчик из Уржума», которая была посвящена детству, юности и ранней половозрелости Сергея Мироновича (С. М. Киров — уроженец Уржума, советский политик — прим. ред.). Наверное, эта книжка была единственным, что с Кировом меня связывало ментально. Вообще, я очень люблю архитектора Витберга. Мы с Антоном (Антон Касанов — автор проекта «Пешком по Вятке» — прим. ред.) договорились написать о нём книгу для серии «Жизнь замечательных людей», если получится. Я будут очень рад, если он напишет вятскую часть, а я напишу московскую и петербургскую. Киров — это вообще такая вселенная личных героев. Это троица Витберг, Салтыков-Щедрин и Герцен. Это настолько лучшие люди в моём понимании… Герценом я вообще очень рано начал зачитываться, лет в 12 читал «Былое и думы», где есть строки и о жизни в Вятке. Поэтому я рад сюда попасть чисто географически.

Что ты уже успел посмотреть в городе? Что тебя удивило?
Вообще, в Киров я приехал в первый раз, хотя порывался и во время дела «Кировлеса», и чуть раньше меня приглашали, до всех этих событий, которые вывели Вятку на архифедеральный уровень. А сейчас вот договорились с Антоном о совместном мероприятии. Мы успели осмотреть исторический центр. Взяли экскурсию в музее Салтыкова-Щедрина. Она была очень интересной, с апологией к «Кировлесу». В музее шоколада понравилась пара сувениров, очень необычных, передовых, связанных с Первой мировой войной. Такое мало где встретишь. Мне очень понравился костёл, меня поразило, что в синагоге сидит военкомат, это довольно иронично. Меня бесконечно радует, что ещё остались рукописные афишы, у нас такого уже нет. Ещё Вятка — это город дивных чугунных балконов и козырьков. У вас один из самых необычных памятников Ленину в стране. Прекрасное наследие архитектора Чарушина… Но вот современные скульптуры не очень хорошие. Пиво «Вятич» понравилось. Это один из лучших региональных сортов пива, что я пробовал. Лучше пива «Моя Калуга» и гораздо лучше, чем «Букет Цивильска», которое выпускается в Чувашии. Ещё мне очень посоветовали посетить некую Филейку. Я не знаю, что это такое. Мне рассказали, что это центр жизни и всё такое. Мне хочется съездить в Малмыж, хотя мне сказали, что там нет дорог, город Кай, Лальск, но всё это будет со временем. Вообще, потенциал у города — огромный. Зимы бы только поменьше и русского дриста под ногами. Нужно бы, конечно, сначала дороги проложить, а потом будет туризм.



Многие москвичи, которые к нам приезжали, говорили, что город было бы неплохо переименовать.
Мне кажется, этот вопрос даже не стоит. Вам не нужно переименовываться, потому что в городе считываются сразу три исторических слоя — Хлынов-Вятка-Киров. Вот есть мужчина, который угорает по Хлынову, и вы можете гулять по старому Хлынову. Есть те, кому больше нравится старая Вятка — и вы можете гулять по купеческой Вятке. И есть люди, которые в силу ностальгии или эстетической предрасположенности к советской эпохе хотят гулять по Кирову.

Какие туристические направления, на твой взгляд, были бы для нас перспективными?
Например, тема Вятлага. Я работаю в «Мемориале», мы делаем в Москве проект «Топография террора». Он пока не вышел в другие города, но будет выходить. Мы сделали сайт, где точками на карте отмечены ключевые места, которые сплетают отношения советской власти и простого человека. Мы нашли место принятия решения о расстрелах, дополнили многие места, где людей просто закапывали в границах Москвы… Когда вот так географически подходишь к сложной проблеме, которую государство до сих пор не решило и боится говорить об этом, то многое для себя открываешь. Так как у вас исключительно мирная территория, где, разве что, бились устюжане с вятчанами, то для учёных и краеведов период репрессий может представлять большой интерес. Ещё мог бы быть филологический туризм. Вятский говор — он очень самобытный и классный. Можно вытаскивать на свет вятских революционеров, рассказать, кто такой на самом деле Циолковский… Он же был хоть и замечательный мечтатель, но не в себе.

Ты говорил, что о Кирове слышал мало. В Москве он действительно ассоциируется именно с какими-то коррупционными историями?
В 2013 году «Афиша» выпускала гид по Кирову: где лучше пить, куда лучше ходить. Как раз в то время, когда начались судебные процессы по делу «Кировлеса». Я не знаю, насколько этот гид содержателен, но тогда был своеобразный туризм в Киров, и я его наблюдал среди своих знакомых из определённой политической тусовки. В Киров ездили именно по этим причинам. И, конечно, известен ваш бывший губернатор. Больше упоминаний о Кирове я вспомнить не могу, за исключением «Пешком по Вятке», но это уже дружеские связи. Ну и, может быть, ещё вятский квас. Но я не претендую на репрезентативное мнение.

Ты бы поехал в Киров, если бы тебя не связывал с ним профессиональный интерес?
Дело в том, что как турист я города уже не оцениваю. Но думаю, что Кирову нужно создавать как можно больше туристических программ. Туризма в России как такового не было ещё 50 лет назад. Когда в России начался туризм, именно образовательный, а не санаторно-курортный? В 1960 году был объявлен Год Рублёва, появилось «Золотое кольцо». Подход к туризму 1960-го года не очень отличается от 2017-го. Мне страшно, что туристические фирмы возят людей по одним и тем же маршрутам уже 50 лет подряд. Здесь то, что делает «Пешком по Вятке» — это просто игра в шахматы и просчитывание на несколько шагов вперёд. Будущее именно за такими проектами, когда горожане сами становятся туристами внутри своего собственного города. Ещё есть кризис старой краеведческой школы, потому что это поколение сформировалось в конце 80-х. И сейчас существует поколенческий разрыв: есть краеведы 50-60-летние и молодая шпана, которая пытается что-то делать. И местами у неё получается.

О важности локальной истории и сохранении архитектурного наследия
Что не так с этой старой школой?
Советская школа — фундаментальная, но не самая лучшая. Она предполагает монолог, притом довольно нудный. Вот этот человек с микрофоном в автобусе — он неистребим, потому что гидов готовят те же люди, которые занимались этим ещё в 80-е годы. Просто они с темы «Ленинские места» переключили на темы «Паломничество», «Москва златоглавая», «Суздаль былинный»… Никто не создаёт больше «клюквы» (совокупность стереотипных представлений иностранцев о русской культуре — прим. ред.), чем мы сами. И вот этот новодел а-ля неорусский стиль, а-ля Билибин (И. Я. Билибин — иллюстратор русских сказок — прим. ред.) просто начинает бесить и тебе хочется бежать от этого всего. Мы с Антоном много беседовали о том, что видим в наших проектах некую миссию. Да, это громко сказано. Да, это бизнес. Но это, наверное, один из самых социально ответственных бизнесов, который даёт людям ощущение земли под ногами, ощущение того, что мы живем, всё-таки «чуя под собою страну».


Кто-то из журналистов писал, что современный всплеск интереса к краеведению — это своеобразный антитренд патриотическому пафосу, который навязывается сверху.
Вот этот патриотический пафос сверху расходует миллиарды денег, но не приводит ни к каким конкретным результатам. Скажите, пожалуйста, что случилось после того, как мы отметили столетие Первой мировой? Ничего не случилось. Поставили несколько памятников, провели кучу конференций, выпустили сборники. Но они никогда не выходят за пределы научного сообщества. На официальной памяти это никак не отразилось. Русское общество очень невежественно в историческом смысле. Оно болеет конспирологией, немецкими заговорами, пофигизмом… Недавно был опрос «Левада-центра», который показал, что за 10 лет интерес к Великой Отечественной войне снизился просто ужасающе: с 55 до 38%. Причём это снижение идёт по всем пунктам, по всем эпохам. Маленький всплеск интереса был к Киевской Руси, но он связан с «древними украми», родноверчеством. Это всё антинаучно. Плюс небольшое повышение интереса к брежневской эпохе — с 11 до 17%. Всё остальное идёт вниз. Весь этот патриотический официоз действует казённо. У меня нет 9 мая, честно. Не потому что я либерал, пятая колонна и так далее. Для меня важная дата — это 25 апреля — день, когда мой прадед привёл первый советский поезд в Берлин. Его в своё время и награждали, и на руках качали. Он прожил почти до ста лет. Но я схватился за него как за память, о многом его расспрашивал. О жизни, в первую очередь, а не о том, как он относился к усам товарища Сталина. И вот это чувство, что я успел прикоснуться к истории, оно для меня очень важно. Я думаю, что каждый должен к этому прикоснуться. Как-то я водил экскурсию по маршруту движения похоронной процессии, когда народ прощался со Сталиным. Это история страшного городского хаоса, ведь тогда была жуткая давка. Я переработал множество воспоминаний современников: кто где стоял, кто с какой крыши прыгал, кого где задавило, кто где отбивался. Потом ко мне подошёл старичок и сказал снисходительно: «Молодец, ты всё правильно говоришь, спасибо, что этим занимаешься, а я там был». И потом мы с ним общаемся, он рассказывает и дополняет. Вот ты поднимаешь какие-то письменные источники, а к тебе пришёл живой свидетель истории и говорит: «Слушай, работай дальше».

Москве, наверное, в этом смысле повезло больше. Всё-таки это столица и у вас произошло много крупных исторических событий.
Я бы не сказал. Мы, лишённые Петербургом столичного статуса на 200 лет, пекли блины на Масленицу и покупали ветчину в Охотном ряду. Ничего особенно значимого не было, кроме чумы, наводнения и Наполеона. Но даже в этом сонном XIX веке ты находишь потрясающих людей. Мне всегда придают силы и вдохновение какие-то неочевидные факты. Например, Льюис Кэрролл своё единственное путешествие за границу совершил в Россию. Он написал потрясающую книгу «Русский дневник», где он рассказывает о том, как его отговаривали ехать в Россию и как собор Василия Блаженного похож на кактус. У нас в России такого представления нет, а ведь действительно, чем-то похож на кактус. Краевед в любом поле найдёт, за что зацепиться, как интересно подать какую-то информацию… Даже если это будет какая-нибудь купчиха третьей гильдии Лепёшкина, это тоже представляет интерес. Самое захватывающее в истории — это сознание людей. Как люди воспринимали жизнь, как они думали.

Отношение людей к городу меняется после прогулок-экскурсий?
Да, и очень сильно. Посещение экскурсий развивает чувство прекрасного, архитектурное зрение, которого не было раньше. Например, ты идёшь по застроенному месту. И я говорю: «Срезайте глазами эти грубые сталинские постройки, это мы решали жилищный вопрос, когда норма площади была 4 кв м. Увидьте город двухэтажным». Я сам анализирую, как я на город смотрел лет 6–7 назад. Я не замечал ничего. Это своего рода прозрение.

Люди, которые ходят на экскурсии, стали чаще задумываться о сохранении архитектурного наследия?
Они уже требуют вставать в четыре утра, чтобы отреагировать на какой-то пожар в старинном здании. И ты вызываешь полицию, если есть подозрение на поджог. У нас город уничтожается такими же методами, как везде, просто всё это переместилось на окраины исторического центра. Первое, что позволяет оценить повышение интереса к городской среде — это митинги, но не политические, а архитектурные. У нас за Шуховскую башню вышло 2000 человек, за Кадашёвскую слободу — около 5–7 тысяч человек. Лет 10 назад эта цифра равнялась бы нулю. К сожалению, эти экскурсии пока слабо влияют на тех, на кого должны: на инвесторов, на застройщиков. В России слова «наследие» и «инвестиции» противоположны. А за границей давно есть такая дисциплина, как «экономика наследия» — экономическая составляющая историко-культурного достояния. То есть сколько нужно денег, чтобы восстановить тот или иной замок, под что его можно приспособить по действующему законодательству, как это окупится.

У нас тоже появилось движение за сохранение исторического облика города. Но в Кирове, как и во многих других городах, денег на реставрацию памятников архитектуры просто не выделяется. Тебе не кажется, что это ставит подобные движения в тупик?
Это палка о двух концах. Общественный интерес всегда идёт впереди государственной политики. Моду можно создать на что угодно. Вот создали прогулки, оценили то, что у нас есть. Это пока такая разведка боем, лозоходство, если угодно. Мы многое потеряли за 70 лет советской власти и 25 лет нерадивых инвесторов. Могу сказать, что зачастую бедный город — это хороший город. Вот, например, Нижний Новгород — очень богатый. И на некоторых мероприятиях они откровенно говорят, что не будут принимать более строгое законодательство об охранных зонах, потому что это распугает инвесторов. У нас почему-то считается, что охранные обязательства — это что-то сложное, хотя у нас один из лучших законов об охране памятников. Есть статья уголовного кодекса, которая за разрушение памятников и их содержание в ненадлежащем виде карает, но она не применялась по-моему в Москве ни разу. Может быть, всего 1–2 раза. Люди должны понимать, что архитектура — это такое же национальное достояние, как нефть и газ.


На твой взгляд, в Кирове заметно влияние этих «инвесторов»?
Откровенных высоток в центре не очень много, кроме пары башенок. Средовая застройка более или менее сохранена, советская застройка часто выглядит включенной классно. Но это, как я понял, благодаря Чарушину, который строил и в дореволюционный, и в советский период. Поэтому у него можно найти какие-то прочтения классики. Я бы даже сказал, что в Кирове положение гораздо лучше, чем в Нижнем Новгороде, Самаре, Екатеринбурге. Либо впереди самое страшное, либо вы разовьёте такую деятельность, что все исторические объекты сумеете сохранить. Ну, а страшные торговые центры в исторической части города — они есть везде, к сожалению. Когда-нибудь в город придёт хороший «косметолог».

А сейчас как с разрушением памятников можно бороться?
Нерадивых инвесторов — «бить по рукам», лишать лицензий. Нужна какая-то полиция наследия — люди, которые могли бы отреагировать на разрушение в течение 10–15 минут. Иногда, когда что-то горит или кто-то разбирает старинное здание, приезжает полиция. И ты начинаешь полиции объяснять, что такое подлинность. Понятие подлинности у наших граждан отсутствует полностью. Человек может не отличить торговый центр «Крым» от того, что стоит рядом. Или, например, дом Витберга. Он прекрасен по внешнему виду, и если его состарить лет на 10, будет почти неотличим от оригинала. Но мы должны честно сказать, сколько здесь от XIX века, от XX и XXI. Когда Антон меня привёл в самый старый гражданский дом Вятки (дом Аверкия Перминова на ул. Спасской, 10а — прим. ред.), я был в восторге. Потому что старые кирпичи — они не врут.


О фестивале исторической урбанистики
Расскажи, пожалуйста, чья это идея — провести фестиваль?
Это была совместная идея. Я ездил по Поволжью, решил заехать в Киров. Мы списались с Антоном и я предложил заодно сделать какое-нибудь мероприятие. Это будет первый фестиваль исторической урбанистики в России. Раньше были просто урбанистические. А урбанистом себя называет каждый человек без образования, который блог Каца почитал… (Максим Кац — общественный и политический деятель, автор проекта о современной урбанистике «Городские проекты» — прим. ред.). Либо краеведы собирались просто на конференции. Ключевая идея нашего фестиваля — связь времён. У нас слишком часто разматывали этот клубок. Мы собираемся начать с древности, с вятского контекста, и в конце поговорим, как нам обустроить Россию. Когда-то этот спор должен закончиться. Мне очень приятно будет об этом говорить в городе Герцена, в городе Грина.

У тебя запланировано две лекции. Почему ты выбрал именно такие темы?
«Русский город за полтора часа» — это попытка пояснить, почему наша урбанизация не совсем до конца завершена. Общая мысль: это произошло из-за быстрых волн модернизации. Мы получили мощную урбанизацию конца XIX века, но крестьяне так и остались отходняками. У них не сформировалось городское сознание, но при этом ушло сознание сельское. Они — вечные пассажиры плацкарта, которые обречены на это перемещение. В советское время урбанизация продолжилась, в города переселили миллионы людей. В современной России 1010 городов, из них 700 созданы в советское время. Являются ли жители этих 700 городов горожанами? Скорее всего, нет. У них городское сознание банально не успело сформироваться. Это происходит столетиями. И сейчас множество людей так же живёт отходничеством, то есть вахтой: три месяца ты там, три месяца — дома. Это ни хорошо, ни плохо, но это не рождает привязанности к своей земле, к своему месту. Я хочу рассказать, что стать горожанами — это наша ключевая задача, это нас всех спасёт, и нет иного мира, кроме мира городской культуры.


О чём пойдёт речь во второй лекции?

Во второй лекции я хочу поговорить о том, как у нас относятся к архитектурному наследию, привести много злободневных, юмористических примеров. В конце планирую рассказать, какие могут быть формы общественных объединений, которые борются за сохранение городской среды. Появилось несколько позитивных примеров, когда горожане за свои деньги реставрируют вывески, краудфандят, делают обмеры церквей. Постепенно появляются меценаты: медленно, из бандитов, из каких-то других социальных слоёв. Но они начинают понимать, что деньги нужно капитализировать. Например, поднялся какой-нибудь красный директор, и он позаботится сначала о тротуарах, а затем и о сохранении исторического наследия. Нам нужно не новые памятники ставить, а сохранять то, что уже есть. В том числе, советского периода. Сейчас очень много всяких интересных фишек: от парков советского периода до граффити и какого-нибудь интересного заигрывания: когда, например, когда памятник Ленина — единственную достопримечательность на 70 км вокруг — жители одевают в шарфики.

То есть, цель фестиваля, не только просветительская?
Да, и практическая тоже. Я уже договорился с другими городами о проведении подобного фестиваля. Хочется ещё и летом к вам приехать и запустить какой-то большой документальный проект про область, чтобы он вышел за рамки региона. Или устроить фестиваль на траве, может быть рядом с граффити Айседоры Дункан в парке «Аполло». Нужно найти какой-то объект, который станет символом. Для нас в Москве — это Шутовская башня. Это одновременно олицетворение мечты, технического прогресса, дерзания, мощного инженерного прорыва. Что касается Кирова, то мне Станислав Суворов (соавтор проекта «Пешком по Вятке». — прим. ред.) рассказал, что на Вятке есть четырёхярусная церковь с заострёнными внешними формами, и настоятель ему травил байку о том, что Циолковский якобы забрался на неё и таким образом узрел прототип космического корабля. Почему бы нет? Это, конечно, чушь собачья, но это очень красивая метафора. Можно развить теорию вятского космизма. Тоже найти какой-нибудь объект в ужасном состоянии. В Яранске, где угодно… Всегда нужно уметь мечтать.  
 
По теме
В год лечение в Центре медицинской реабилитации «Айболит» проходят более 1500 детей - Департамент здравоохранения В подразделении Детского диагностического центра – Центре медицинской реабилитации «Айболит» проходят оздоровление и реабилитацию маленькие пациенты с заболеваниями различных органов и систем, в том числе органов дыхания,
Департамент здравоохранения
Масленица в «Талисмане» - Газета Народный вестник Вятки Конный клуб «Талисман» города Советска для своих гостей в этом году подготовил очень насыщенную программу на Масленицу!
Газета Народный вестник Вятки
Участников проекта «Конев – Маршал Победы» посвятили в юные экскурсоводы - Kirov.Online Мероприятие прошло в торжественной обстановке в музее Маршала в присутствии ветеранов Ленинского района и старших экскурсоводов ДДТ «Вдохновение» Музей Маршала Конева, дважды Героя Советского Союза, нашего земляка,
Kirov.Online