Если все складывается отлично, если по “семьеведению” одни пятерки, если радуют и работа, и родные люди - самое время влюбиться. Чтобы жизнь превратилась в кошмар. А может, она и до этого была кошмарной?
Сапожник без сапог Лилька вела в свое время авторскую программу на телевидении - тонкую, умную, стильную. Она очень хорошо смотрелась в кадре и не боялась прямого эфира, потому что психология была ее коньком и она отлично разбиралась во всех этих “вечных ценностях”. Мы дружили давно, со студенчества, и частенько я смотрела Лилькины “эфиры” с ее родителями, при этом мама всегда подкалывала - гляди-ка, Ирин, как наш папа-то важничает, прямо так его и прет от гордости за Лилечку.
Они прожили, обожая друг друга, сорок лет - Лильке было на кого равняться. Она и сама была образцовой женой и прекрасной мамой - их с Лешей старшая дочка училась на факультете журналистики, младшая, Верочка, заканчивала гимназию.
...Ночной звонок застал меня врасплох. “Иринка, - плакала в трубку Лиля, - у тебя есть кто знакомый из врачей в больнице N?.. Мама в реанимации, похоже - инфаркт”. “Да тебе с твоей популярностью самой все двери откроют. Попроси о встрече с начмедом”, - посоветовала я, не зная, в какую историю Лильку втравливаю.
Хвастаться было нечем - у Веры Сергеевны был обширный инфаркт, операцию делать нельзя: возраст. Вот об этом, собственно, Лильке и рассказал консультирующий врач из Питера. Заезжее светило звали Герман. “Я его с десяти лет знаю, - была потрясена моя подруга, - в Новосибирске в одном классе учились, он мне даже записочки подкидывал любовные. А потом мы в Киров переехали, а он так в Сибири и остался. Умненький был. Отличник. И вот встретились - смотри, как бывает”. Герман был женат, но странною женитьбой. Его семья жила в Израиле, родители умерли, старшая дочка вышла замуж за американца, а сам он мотался по стране, делал операции, консультировал, у него было море учеников - профессоров. И вот этот блистательный ум добрался наконец до Кирова, а в Кирове живет журналистка Лиля.
Короче, они начали встречаться. Сидели в кафешках в центре города, ходили по театрам и скверам. Потом Герман мотался между Вяткой и Питером, переглядывался с Лилькой в “скайпе”, но разводиться никто не собирался, и встречи эти и телефонные звонки были чисты и безвинны, пока Лилька не получила письмо.
Письмо было очень пошлым: мол, вы умная женщина, Лилия, и без труда поймете, о чем речь, - ваш муж проявляет повышенный интерес к К.”. Ну и так далее. А Лилин муж - свободный художник, он всегда проявляет повышенный интерес к А., Б., В. И далее по алфавиту. Моя подружка к этому привыкла, но на сей раз почему-то ей стало противно. “Что делать, Ир?” - крутила она письмо. “Порви и забудь обо всем, что в нем написано. Кстати, как твой доктор Герман?” - “Ничего, мама собирается ехать к нему в Питер в клинику”. А дурацкие письма все приходили и приходили, в некоторые даже были вложены фотографии - как документальное подтверждение козлейства Лилькиного мужа. “Гадость какая”, - говорила я, разрывая снимки в клочки. У Лильки на эти произведения фотоискусства руки не поднимались: Вера Сергеевна воспитала дочку пионером-героем, она была готова вынести все, что Господь ни пошлет, лишь бы от этого не страдали близкие. Герман был куда решительнее. Он развелся с израильской женой и агитировал новую пассию перебраться к нему в Питер. Я не давала советов, и когда заходил разговор о Германе, сворачивала тему. Наверное, я все-таки зануда. “Лилька, - гундосила я, - ты прожила с Лешей всю жизнь. У вас дети. Верочке надо закончить школу. У Веры Сергеевны больное сердце. А папа? Он же тебя сожрет”. “Сожрет, - соглашалась Лиля. - Но больше я боюсь за Верочку”.
А та переживала эту семейную напряженку остро и злобно. Она хамила. Грозилась рассказать отцу о “мамином ухажере”, но почему-то не рассказывала. Она отправила письмо на телевидение об аморальном поведении доктора Германа. Она позвонила самому Герману: “Зачем вам мама? Я вчера залезла в ее мобильник, там десять неотвеченных звонков от вас. Если человек вам не отвечает, зачем вы к нему вяжетесь?» И жизнь шла...
Между прочим, Леша и Лиля хорошо жили. Иногда мне казалось, что они любят друг друга. И вдруг этот Герман - действительно, выражаясь Верочкиным языком, фиг ли о нем и говорить-то? “Ты соплюшка, - успокоила я Верочку, - не понимаешь, где мухи, где котлеты. Мама не собирается разводиться с отцом. У вас в роду никто не разводился”. “У нее, теть Ирина, любовь всей жизни! А папу куда? Побоку?” Про письма, которые каждую неделю получала Лилька, я ребенку не сказала. Не сказала и о том, как мы с подружкой унизились и сходили к маленькой художнице, в которую влюбился Лешка. Лиля молчала, а я нахально сказала, чтобы художница ни на что не надеялась - Леша из семьи не уйдет.
И жизнь шла. Они ужинали всегда вместе - Лешенька, подай, пожалуйста, масло, Лилечка, ты будешь сосиски или сардельки, Вера Сергеевна, вам налить чаю, Верочка, не хватай конфеты, съешь сначала горячее... Верочку свозили в Турцию на отдых, по вечерам Лешка водил ее на бальные танцы, а Лиля встречала из бассейна. Мыли посуду, стелили постель, чинили краны, висели в “аське”. Миллионы людей так живут. Нет, миллиарды.
Про Германа Лиля не вспоминала. Леша про художницу тоже. Где-то через год подружка сказала мне, что медицинское светило женилось на женщине с ребенком, мальчику тринадцать лет и он профессионально занимается фигурным катанием. Его, как восходящую звезду, показывали однажды вечером по Первому каналу, и он дал шикарное интервью про спорт и про то, какая у него дружная и счастливая семья: он сам, мама-домохозяйка и папа - процветающий доктор. Лилька в это время гладила рубашки Леше. А Леша дождался конца интервью и переключился на НТВ - показывали какой-то боевик с Алексеем Ниловым.
Ирина КУШОВА, "Вятский край"